Планетарный Миф

Содержание

Восход наидревнейшей Традиции

(вступительная статья)

Часть первая три Закона Пространства

Множащиеся альтернативы создают Пространство

Глубины соприкасаются

Мера соприкосновения есть любовь

Приложение к части первой

Примечание к части первой

часть вторая гиперборея

ортополис

Люди Оси

Храм странствия по мирам

Государственное устройство

Статус и передача имени

Культура тайны

Свершение справедливости

Хранители Круга Внутреннего

Примечания к части второй

часть третья война гипербореи и атлантиды

Разрыв

Противостояние

Война на уничтожение

Примечания к части третьей

Читатели знают многое

(письма, полученные авторами после первых изданий книги)

Что было уничтожено атомными взрывами в заполярье?

Откуда приплывает Бросненский зверь?

Эхо храма-креста во времени

Хранитель

(стихотворение-послесловие)

Об Институте богословия Русской Северной Традиции СВА

Наши книги

Восход наидревнейшей Традиции

У каждого народа есть эзотерическое учение: ведение, которое содержит более глубокие представления о мире, о смысле жизни, о Боге, нежели предлагают общедоступные наука, искусство и религия этого же народа.

Так, например, у наций, исповедующих ислам, эзотерическое учение представлено традициями суфизма. У последователей индуизма это будут йога и тантра (только не надо путать с упрощенными представлениями о тантре). У наций, исповедующих буддизм, это дзэн. У христианских народов сокровенное учение называлось – в разные времена и в различных землях – добротолюбие, апофатизм, исихазм.

Исследователями эзотерических знаний давно замечено: мистические учения, которые стоят сего названия, это вариации на ОДНУ тему. Естественно, такое наблюдение сразу же родило вопрос: а какая вариация представляет исток всех прочих?

Об этом спорят. Но, постепенно, на этом ристалище перестают ломать копья. «Братья» начинают осознавать, что ни один из них не годится на роль «отца» другим «братьям». Потому что, хоть эзотерические учения и подобны, но каждое содержит и такие сущностные нюансы, истоки которых не получается проследить в каком-либо другом из других.

Отсюда следует любопытный вывод: никакая из известных ныне всемирно Традиций не отличается ПОЛНОТОЙ. Серьезные учителя это чувствуют. Поэтому стремятся не только передавать, но и, хотя бы слегка, выходить за рамки. Хоть и не любят, обыкновенно, признавать этот факт.

В слове «эзотерика» звучит греческое «эзо» (внутреннее) и латинское «терра» (земля). Внутренняя земля. Некая сокрытая область, которую не видно с пограничных участков. Или – более выразительная метафора – глубь земли.

Как тут не вспомнить русское «мать сыра-земля». Где земля неизбежно будет сырою? Во глубине. Там есть водоносные горизонты. Чистые сокрытые неиссякающие потоки. Поэтому копают колодцы, чтобы пить воду.

Духовную вселенную человечества можно представить как обращенный конус. На поверхности широкого основания раскинулись разнообразнейшие Культуры, принадлежащие, каждая, своему народу. А вот глубже и концентрированней, ближе одна к другой – эзотерические Традиции (на стебле одной Традиции может расцвести несколько Культур, последовательно во времени или параллельно).

Продолжая движение – центростремительное и вглубь – вполне естественно будет предположить, что у этого опрокинутого конуса есть вершина. Или, по крайней мере, была когда-то. Вершина, являющая собою сверхконцентрированный Исток: ту точку, из которой произросли Традиции.

Существование точки предельной глубины Духа чувствуют мистики. Нередко современные эзотерики пытаются говорить между собой и писать книги в терминах самого Истока. Если бы удалось им это, то возвратилась бы эпоха того небесного языка, что существовал до строительства и крушения Вавилонской башни (мы упомянули тут эту башню в данном случае в качестве духовной метафоры). То есть, каждый из тех немногих, для кого смысл жизни – духовный поиск, каждый из них вновь стал бы понимать каждого из себе подобных.

Однако с некоторого давнего времени человечество утратило представление об Истоке. По крайней мере – в лице своего огромного большинства. Поэтому современное человечество живет, и мыслит, и чувствует – как если бы Глубинной Точки никогда не было. Как если бы его великие духовные традиции развернулись из… ничего.

Что же остается тогда стремящемуся к предельной полноте постижения, желающему овладеть концентрированной системой первоосновных и универсальных понятий? Как правило, такие идут одною из двух дорог.

Первая. Пытаются каким-то образом объединить или усреднить эзотерические Традиции. Чтобы привести все, известное из них, к общему знаменателю. Нащупать некое среднее и, таким образом, реконструировать архетип.

На более поверхностном уровне это подобно экуменическому межконфессиональному движению. Попыткам сконструировать универсальную религию для всего человечества. Недавняя историческая практика показала, однако, что экуменизм не живуч. Причины тому можно видеть минимум две. Догматы и каноны всякой жизнеспособной церкви есть целостный организм. А таковой обладает силами иммунной защиты, то есть – противится внедрению чужеродных органов (толерантен лишь мертвый механизм). И, кроме того, религиозная истина, как правило, не «лежит между». Гораздо чаще она находится глубже уровня спора и усреднение не может дать, в смысле приближения к ней, ничего. Истина же эзотерических Традиций и вовсе «лежит на дне глубокого колодца», по образному выражению Демокрита. И усредняющий/объединяющий подход в этом случае – то есть, так сказать, эзотерический экуменизм – бесперспективен вдвойне.

Вторая же дорога состоит в том, что пытаются «начать с чистого листа». Фридрих Ницше формулировал это примерно так. Сначала я был верблюд, который нес груз Традиций в пустыню бесперспективности. Потом я превратился во льва, растерзал погонщиков, сбросил груз. Теперь я словно дитя, которому ничего не мешает просто говорить о том, что видит оно вокруг.

Но Ницше был гораздо больше философ, нежели традиционалист. Хотя, как человек вкуса, любил употреблять стиль и риторику традиционалистов. (Некогда философия вообще не мыслила себя вне лона Традиции. Вспомните мужественный тип античного философа. Или – еще более впечатляющий пример – заповедь православных старцев: «держи ум в сердце, а сердце – в Боге». Союз философа и Традиции был крепок и в средние века. Но со времен Возрождения философия стала как-то дистанцироваться. Она заявила права на эмансипацию и секуляризацию. И отправилась – тут уж это воистину – в пустыню, где превратилась в отвлеченное умничанье. Да только вот отвлеченность не способствует остроте ума. Теперешний философ только и способен, что повторять за Ницше – и за персонажами некоторых анекдотов – «что вижу, о том пою». Подобную установку едва ли назовешь мудрой. И посему современная философия либо деградирует – подчас до уровня психоанализа или фельетона, – либо… робко начинает интересоваться темой «возвращенье блудного сына».) Итак, Ницше был философ и это только философу (современному) пристало начинать с чистого листа и производить на свет нечто подчеркнуто свое и новое.

Для традиционалиста же в таком занятии очевидны, по крайней мере, два минуса.

Указывая один из них, произносят, обыкновенно, максиму: «ничего нового под луной». То есть: учение, представляемое как новорожденное, появлялось уже, скорее всего, пару-тройку веков назад. Но было вскоре отброшено, потому что показало несостоятельность, и забыто. Поэтому Традиция доверяет проверенному временем. Тому, что пережило тысячелетия и не «облажалось».

И никакой это не упертый консерватизм. Ведь форма вечного содержания Традиции меняется соответственно преходящему времени. (И в этом состоит, кстати, творческий момент, присутствующий в деятельности традиционалиста: почувствовать, какую форму требует вечное содержание в его время. К примеру, в диалогах Платона – а он был больше традиционалист, чем философ – речи ведет Сократ; однако Сократ Платона говорит не совсем таким языком, каким Сократ говорил при жизни.)

Минус же номер два представляет эго. Если система создана, а не передана, она несет на себе отпечаток эго создателя. По воле этого создателя или против, а эго себя покажет. И это затруднит восприятие (не говоря уж о том, что содержание не будет универсальным). «Ты хочешь понять мой язык, но он мой, и больше ничей», как поется в одной из песен Бориса Гребенщикова. А Георг Вильгельм Гегель и вовсе поделился парадоксальным, на первый взгляд, впечатлением: «У меня вызывают удивление те, которые говорят, что понимают мою систему… потому что даже я сам не всегда себя понимаю»! А ведь вот именно Гегель, как никто из философов, стремился излагать объективно.